Мы не можем установить свои родовые корни, потому что их постоянно вырывают. Вот и в нашем Сургутском районе с 1976 года не стало Покурского сельсовета и всех деревень, его составляющих. Территорию района урезали, вырвали корни, передали Нижневартовскому району, хотя в моем свидетельстве о рождении указан этот сельсовет Сургутского района. Сургутский район со всех сторон обрезали, вырвали корни, связывавшие нас с малой родиной. К соседнему Нижневартовскому району, кроме Покурского, отошли Аган, Варьеган, Новоаганск,Чистоборск, Вата. Но история, приведенная ниже, произошла еще до образования Сургутского райисполкома, в период свержения законной власти в нашем крае.
ВСЕ КУМАЧИ ПРОНЕСЛИСЬ И ПРОПАЛИ…
…Попала эта фотография ко мне уже в зрелом возрасте, когда появилась возможность узнать долго скрываемую правду о
размахе репрессий и в нашем тогда Богом забытом уголке — теперь звездной Югре. На фотографии мои дед с бабушкой — священник Покурской церкви во имя «Введения во храм пресвятой Богородицы» Грязнов Иаков Федорович и его матушка, Агния Георгиевна.
В двадцатых годах прошлого столетия до Среднего Приобья докатился мятеж, разделивший людей на два лагеря — белых и красных. Каждый, естественно, считал противостоящих бандой. В жернова этого мятежа в первую очередь попали священнослужители, среди них оказался и мой дед, Грязнов Иаков Федорович. Примерно года за два до трагических событий он ушел в «заштат» — это случалось по болезни или старости, когда клирик или священник и диакон не могли больше служить и уходили «на покой». У моего деда была другая причина: у него умерла матушка, и на его руках осталось шестеро детей от двух до двенадцати лет. Вот и устроился священник работать счетоводом Покурского общества потребителей. Мятежники, устанавливавшие в крае советскую власть, пытались привлечь батюшку на свою сторону, но он держал нейтралитет. Его схватили, когда он сослуживал панихиду по убиенным, как сказано в деле, «бандитам». А для острастки деду поставили в вину, что он «добровольно поступил в банду рядовым воином, принимал активное участие в белогвардейщине, призывал крестьян к добровольному поступлению в банды по его примеру».
12 января 1922 года Тюменская ГубЧК постановила: «Грязнова Я.Ф. расстрелять. 22 февраля 1922 года». Президиум ВЧК постановление Тюменской ГубЧК утвердил. Батюшку утопили в проруби — так слышала от родных. Отец Иаков остался на стороне законной власти. По скупым рассказам моей бабушки, усыновившей сына священника, я знаю, что он и перед смертью не изменил своих убеждений. Когда красные командиры его спросили, за царя он или за советскую власть, то услышали: «За царя!». И этим мой дед, священник Покурской церкви, подписал себе смертный приговор.
Не впервые рассказываю я эту историю, подчеркивая твердую убежденность в своих взглядах наших предков. И всегда слышу почти одно и то же в ответ: мог бы и покривить душой — ради будущего своих детей. Ведь как утверждала новая власть, дети за родителей не отвечают. Думаю, что моему деду это и в голову не пришло.
УГОЛОВНОЕ ДЕЛО СВЯЩЕННИКА ГРЯЗНОВА
Архивные документы гласят: «В ночь с 24 на 25 марта 1922 года в 12 часов 1\2 ночи Грязнов Я.Ф. был расстрелян сургутским Губотделом ГПУ». Его расстреляли в возрасте 33 лет. Эту информацию тюменский журналист Рафаэль Гольдберг опубликовал в третьем томе «Книги расстрелянных». Он же посоветовал запросить дело священника Грязнова,
реабилитации которого мы намерены добиваться. Ведь, кроме меня, в Сургуте и районе живут его внуки, правнуки и праправнуки. И, может, еще где-то: семью рассеяли по стране! Но обо всем по порядку.
27 мая 1993 года прокуратура Тюменской области в соответствии с законом «О реабилитации жертв политических репрессий» от 18 октября 1991 года № 1761-1 Грязнова Я.Ф. реабилитировала. (Основание: фонд № 5, опись 38, дело № 9045, том №1, лл. 24, 25, 30-32). По санкции прокурора, региональное управление ФСБ РФ выслало уголовное дело священника Грязнова Я.Ф., с которым я и познакомилась. Правда, часть листов в нем все еще закрыта для чтения. Видимо, есть что скрывать даже по прошествии почти ста лет. Не буду говорить о подоплеке этой расправы. Приведу лишь архивные документы, наиболее наглядный из них — лист 334, Ф1, опись.4.233. Из него явствует, что председатель районного бюро союза воинствующих Безбожников (именно так, с прописной буквы пишется это слово в том документе – Г.К.) Пакин высылает циркуляр, коим предписывается «организовать кружки и ячейки союза воинствующих Безбожников, привлекая
лучшие пропагандистские силы сельсовета по вербовке крестьян в члены союза Безбожников. Провести учет Безбожников крестьян и женщин».
Интересен также циркуляр всем райисполкомам из Окрфо — окружного финансового отдела, в котором сообщается: «В связи с закрытием церковных зданий и изъятием из последних культового имущества со стороны некоторых риков (районных исполнительных комитетов) поступили запросы: «что теперь делать с иконостасами, а также с церковными книгами». Окрфо сообщает, что иконостасы, если таковые под «золоченкой», то нужно таковые направлять в Окрфо, предварительно удалив ненужное дерево, что же касается церковных книг, если таковые не представляют никакой исторической ценности, то таковые нужно привести в негодное состояние, т.е. невозможности пользоваться ими и сдать в макулатуру». Встречаются и другие любопытные документы, свидетельствующие о размахе репрессий против Церкви и священнослужителей в то страшное время.
РАССЕЯННЫЕ ПО ЗЕМЛЕ
В судьбе детей священника Иакова Грязнова до сих пор остается немало белых пятен. Одно из них мне удалось заполнить
благодаря Сургутскому архиву, где хранится дело младшего из них — Грязнова Павла Яковлевича. Из коротких рассказов бабушки, приемной матери моего папы, старшую дочь Нину Яковлевну отправили работать уборщицей, в возрасте 15 лет ставшую таким образом самостоятельной. Моего папу Грязнова — потом Кондрякова Владимира Яковлевича, 6 лет, мою тетю Грязнову Александру Яковлевну — в новой семье Князеву Александру Дмитриевну, 9 лет, усыновили покурские жители. А младший, Павел, очевидно, и вообще по свету скитался, ведь попадья умерла еще до гибели батюшки. И только в 1927 году, когда мальчику исполнилось 8 лет — а родился он 11 июля 1919 года, за два года до гибели отца, — его отдали на воспитание в семью Ефима Петровича Шешерина, проживавшего в селе Покур Локосовского сельского Совета. В Сургутском архиве хранится дело «несовершеннолетнего Грязнова Павла Яковлевича, сданного на воспитание в крестьянскую трудовую семью Ефима Петровича Шешерина, проживающего в селе Покур».
Большую часть дела занимает договор: «Заключен Сургутским отделом народного образования в лице председателя Локосовского сельсовета Устинова Алексея Александровича с крестьянским двором в селении Покур Шешерина Ефима Петровича. О передаче крестьянскому двору в целях подготовки к сельскохозяйственному труду несовершеннолетнего Грязнова Павла Яковлевича». В девяти его подпунктах оговаривается, как должен содержаться новый член семьи
— «как родной»: ему выделялся земельный надел. Но «в случае досрочного расторжения договора земельный участок изымается по снятии с него урожая. Предоставленные льготы по платежу единого сельхозналога, а также по местным налогам и сборам отменяются. И крестьянский двор обязан в месячный срок возвратить отделу народного образования сумму, полученную для хозяйственного обзаведения воспитанника, а также все предметы, указанные в следующем
параграфе». Какие же это предметы? «У воспитанника имеются следующие предметы, составляющие его личную собственность: шкаф простой работы, приблизительная стоимость — пять рублей, стол малого размера –три рубля, чесы карманные, попорчиные — пять рублей, стул, две лошки чайных – пять рублей (орфография сохранена – Г.К.).
Крестьянский двор принимает на себя обязательства заботиться о всех перечисленных в предыдущем параграфе предметах, как о своих собственных». Судя по подписи, Шешерин не знал грамоты. 12 августа 1927 года в Локосовский сельский Совет из райисполкома был направлен запрос с просьбой сообщить «место рождения Грязнова Павла Яковлевича, находящегося на воспитании воспитании у Шешерина Ефима Петровича…». Ответ из Локосова содержал необходимые сведения, в том числе были указаны также фамилия, имя, отчество родителей.
Сохранившаяся в семье потомков священника фотография была подарена Паше. Его я помню смутно, он приезжал к нам по-
сле войны. Этот документ помог мне восполнить пробелы в установлении родословной детей своего деда –
моих родных, которых к тому времени уже не было в живых. Нина Яковлевна похоронена на Черномысовском кладбище в Сургуте. Александра Дмитриевна, всю жизнь проработавшая в банке, покоится на кладбище в Новокузнецке, бывшем Сталино. Мой папа Кондряков Владимир Яковлевич убит в деревне Карпово во время Великой Отечественной войны. Дядю Пашу, по слухам, убила лошадь, лягнув его.
Теперь я ищу еще двух потерянных детей Грязновых — или их потомков, разобранных по семьям в те лихие годы. Кто они? Не
знаю, может, жители Тобольска — ведь дед писал, что родился в семье чиновника в городе Тобольске?
Вопрос до сих пор остается открытым.
Галина КОНДРЯКОВА
